истории

«Время было выбрано максимально точно — час пик» Интервью мэра Кременчуга Виталия Малецкого — о ракетном ударе по торговому центру, при котором погибли 19 человек

Источник: Meduza

27 июня российские войска нанесли ракетный удар по центру города Кременчуг Полтавской области, в результате которого был полностью разрушен торговый центр «Амстор». Как сообщают украинские официальные лица и команда Bellingcat, изучившая спутниковые снимки и видео с камер наблюдения, ракета попала именно в торговый центр. По словам президента Украины Владимира Зеленского, в тот момент в ТЦ находились больше тысячи человек. Официальный Киев назвал случившееся актом терроризма и «намеренной атакой на гражданский объект». Минобороны РФ в ответ заявило, что наносило удар по ангарам с американским вооружением (которых вблизи ТЦ, судя по картам Google, нет), а к пожару в якобы «не функционировавшем» торговом центре (в реальности в день атаки выручка «Амстора» составила почти три миллиона гривен) привела детонация боеприпасов. По данным на 1 июля, в результате авиаудара погибли 19 человек, 26 госпитализированы, 36 пропали без вести. По просьбе «Медузы» журналистка местного издания «Кременчугский Телеграф» Ольга Минчук поговорила с мэром города Виталием Малецким о том, как Кременчуг, его жители и он лично переживают произошедшее в торговом центре.

— Как жил Кременчуг до начала российского вторжения?

— Город жил жизнью мирного и спокойного промышленного центра. Сейчас мы с вами находимся около предприятия «Кредмаш», которое ранее производило асфальтобетонные установки для России, Казахстана и стран СНГ — и было местом работы для многих кременчужан.

В городе нормально относились к русскому языку. Мы были достаточно толерантны: мы понимали, что [после событий 2014 года] отношений [между Россией и Украиной], которые были раньше, уже не будет, но мы также были уверены, что в России есть здравомыслящие, адекватные и интеллигентные люди, которые осознают, что [власти] их страну ведут не туда, катят в пропасть. И [в будущем] эти люди изменят ход истории — если еще не поздно.

— Как изменилась жизнь города после начала полномасштабного вторжения? Как Кременчуг встретил войну? 

— Со страхом и удивлением. 24 февраля 2022 года я проснулся утром от гула самолетов, которые пролетали над моим домом. Я [и раньше] все понимал и знал, что будет война. Поэтому блокпосты на въездах в город мы начали ставить до этого дня. Как бы мне ни хотелось верить [в лучшее], я понимал, что она [война] неминуема. Но что вторжение будет таким вероломным — нет. 

— Что происходило в городе в те месяцы? 

— До [ракетного удара по торговому центру] 27 июня Кременчуг пережил четыре ракетных удара, например по Кременчугской теплоэлектроцентрали [25 апреля] и нефтеперерабатывающему заводу [13 мая]. НПЗ [сейчас] разрушен полностью, а он обеспечивал топливом половину Украины, был одним из стабильно работающих в стране. Потеряв его, тысячи кременчужан потеряли рабочие места. ТЭЦ, которая подавала тепло и горячую воду 180 тысячам жителей города и где работало до тысячи человек, тоже разрушена.

Сложно представить, что такое могло произойти. Но самое сложное — переживать человеческие жертвы. Война [так или иначе] коснулась каждого жителя Кременчуга. 

— Расскажите о предыдущих четырех ударах российской армии.

— С начала войны Кременчуг пережил удары 36 ракет типа «Калибр» — они попали в разные части промышленного района. [В результате ракетного удара 25 апреля] погиб сотрудник ТЭЦ, который был на дежурстве и не мог уйти со своего поста. Есть раненые — [сотрудники] которые были с ним.

Город жил войной, чувствовал, что война где-то рядом, и [ощущал] ее отголоски — в виде ракетных ударов. Один из них российская армия нанесла на Пасху, вечером 24 апреля. Это большой христианский праздник как в Украине, так и в России. Все люди праздновали.

— Как часто в городе звучали сирены? Как часто людям приходилось прятаться в убежищах?

— [С начала войны сигналы] тревоги звучат от одного до семи раз в сутки. До первого удара по городу [по ТЭЦ 25 апреля] люди не сильно реагировали на оповещения, а потом начали прятаться, стали относиться к этому очень ответственно.

— Расскажите об ударе 27 июня. Что происходило в тот день?

— Это был канун Дня Конституции, который Украина отмечает 28 июня. Массовых мероприятий мы не планировали — не до этого. Но кто-то в узком кругу собирался праздновать, кто-то пришел в магазин купить что-то после работы к ужину. Это было время, когда заканчивали работу промышленные предприятия и офисы. Кто-то ждал маршрутку [в другой город]. Некоторые люди, например, должны были уезжать в Полтаву и зашли в торговый центр просто купить продуктов или убить время. Такие люди среди пострадавших есть. На момент удара здесь [в торговом центре] было около тысячи человек.

Во время этой части интервью Виталий Малецкий подвел журналистку к месту, куда упала ракета. Работающие на месте криминалисты фиксируют каждую деталь, чтобы засвидетельствовать военное преступление России против Украины.

Вот сейчас мы с вами идем, и я не могу гарантировать, что мы не ступаем по человеческим останкам. Часть фрагментов тел нашли. Часть могли не опознать, потому что тела были сильно обгоревшими. Ракета прилетела в заднюю правую часть «Амстора». Видите рядом забор здания «Кредмаша»? На нем фрагменты одежды сотрудников [магазина] Comfy. А вот то пятно на заборе — это тоже останки погибшего. Его отнесло туда взрывной волной.

— То есть большинство погибших — это работники торгового центра, которые не вышли из здания?

— Нет, [большинство — те,] кто стоял на улице. Они выходили из задних дверей, через кассовую зону. Удар был таким сильным, что от него выгнулись конструкции [здания].

Еще утром [30 июня] здесь был запах человеческой плоти. Здесь не мог выжить человек. Был пожар, плавился металл. Вы сами видите куски разорванных конструкций и металла. Тем не менее спасатели перебирают каждый камень в надежде найти под завалами останки людей. 

Работы по ликвидации [обломков] идут круглосуточно. Нам помогает турецкая компания Dohush, которая строила новый долгожданный [для жителей города] мост через реку Днепр в Кременчуге. Строительство приостановили после начала войны.

— Что вы думаете о заявлениях российской власти по поводу случившегося?

— Мы считаем произошедшее военным преступлением, которое требует оценки в международном уголовном суде в Гааге. Соответствующее заявление на днях утвердил Кременчугский городской совет.

Это действительно преступление против человечности, потому что это был удар по гражданскому объекту. Хочется верить, что те, кто стрелял, не знали, что они стреляют в мирных людей. Им сказали, что здесь какое-то оружие или еще что-то, и они цинично стреляли по жилому сектору, по центру города, чтобы запугать людей средь бела дня. Время удара было выбрано максимально точно — час пик. С трех часов до шести в этом районе всегда большое количество людей.

— Что вы имеете в виду, когда говорите, что российские войска хотели запугать людей?

— Я считаю, что это было запугивание: мол, вы не можете ходить спокойно по своим улицам, в свои магазины, даже находясь за 200 километров от линии фронта.

— Как вы сами узнали о том, что произошло?

— На работе, в мэрии, мы услышали во время тревоги два взрыва. Сначала подумали, что это где-то в районе моста [через Днепр] — [так казалось] по направлению звука. Но потом увидели на мониторах [записи с камер уличного наблюдения] задымление в этой части [города, где находится «Амстор»].

Сели в машину — я, [мой заместитель по гуманитарным вопросам Усанова] Ольга Петровна, секретарь совета [Юрий] Гриценко. Взяли первую попавшуюся машину, которая была во дворе, и поехали прямо по встречной, по Первомайской улице. Приехали сюда.

На месте мы были в 16:05 (удар произошел в 15:55, — прим. «Медузы»). Я включил видеотрансляцию главе областной военной администрации [Дмитрию Лунину], показал ему, что горит «Амстор», что здесь действительно все очень плохо. Сказал, чтобы они вызывали сюда как можно больше пожарных и медиков.

— Насколько быстро среагировали службы?

— Медики приехали довольно быстро, а с пожарными немного другая ситуация. [По правилам военного времени,] пока звучит сигнал тревоги, они не имеют права выезжать. Тревога закончилась в 16:05. Они приехали буквально через пять минут, начали помогать волонтерам, которые уже начали вытаскивать людей из помещения. Таких волонтеров было много — это молодые хлопцы, ребята, которые проходили мимо или сами были в торговом центре.

— Обычные жители города?

— Да, и они все это делали до нашего приезда. [Жители Кременчуга] Женя Шишмаков, Горбатюк Сергей, еще несколько людей — я кого-то лично знаю, кого-то нет. Они обмотали лица мокрыми футболками, сняли лишнюю одежду, заходили [в здание] и пробовали выносить людей. Им удалось вынести человека, у которого были ампутированы обе ноги. Они открывали двери, шли прямо в огонь. У [главы патрульной полиции Кременчуга] Саши Борзенко был респиратор — он прошел практически половину торгового центра, показывал людям, куда выходить.

Благодаря тем, кто оказался на месте [раньше всех], многих удалось спасти. Жертв могло быть больше, потому что люди внутри были дезориентированы, они не понимали, что происходит, ходили в дыму. А у ребят [волонтеров и спасателей] были фонари, они показывали [людям] дорогу.

— Что вы чувствовали?

— Чувство, что мы практически ничего не можем сделать против стены огня. Страх за то, что будет дальше, сколько там [оставалось] человек. Ребята выходили и говорили, что там очень много людей. Даже 21 пропавший без вести — это же очень много.

— Вы общались с пострадавшими, которые находятся в больнице, с их родственниками?

— Ездили [к ним в больницу]. У нас в больнице лежит коллега, депутат горсовета [Геннадий Иванян]. Он провел в реанимации больше суток, сейчас уже идет на поправку. [Общались] с другими людьми, которые там [лежат в больнице], с девочками, которые лежали с ним в палате. 

— А с родственниками погибших?

— Тоже общались. Это очень тяжело. Особенно с близкими тех, кто пропал без вести. Их родные верят — и мы верим, — что есть шанс и может быть человек жив, потерял память или средства связи. Очень тяжело общаться [с родственниками погибших], особенно когда ты [лично] знаешь погибших. Они всегда были приветливы, всегда помогали нам. А сейчас их не стало.

— Как изменились жители Кременчуга после обстрела?

— Думаю, что они стали сильнее. Да, испуг есть, кто-то уехал в менее населенные районы [области], но люди стали сильнее, они сплотились. То, что здесь происходило в первые часы, показало, что весь город вышел как один. Около «Амстора» появился своеобразный мемориал, куда люди приносят цветы, игрушки, какие-то вещи из торгового центра. Люди приходят постоянно.

Непосредственно во время трагедии кто-то приносил продукты и воду спасателям, а кто-то помогал пожарным перетаскивать пожарные рукава, чтобы быстрее тушили и дали кому-то шанс на спасение. Здесь реально, помимо служб спасения, работали десятки, даже сотни людей уже в первые часы после трагедии.

Вчера [29 июня] в 4:15 утра два спасателя попали под обвал. Один из них в тяжелом состоянии, другому оказали помощь и отпустили. Люди работают сутками, не останавливаясь. Вот сейчас уже вечер, начало восьмого, а люди продолжают работать.

— Опишите ваше личное отношение к России до начала войны. И скажите, что вы думаете сейчас?

— До 2014 года я думал, что я когда-то поеду посмотреть Санкт-Петербург. Я был в Москве, а там не был. Но сейчас я уверен, что я в Россию не поеду — никогда и ни при каком раскладе.

Мне бы очень хотелось, чтобы в России все-таки восторжествовали «здравые» силы. Там есть нормальные и адекватные люди, которые трезво оценивают происходящее и понимают, что каждый ракетный удар по Украине — это удар по будущему России тоже. По будущему поколению россиян, по детям и внукам тех, кто сегодня сидит за штурвалами самолетов, направляет на нас эти ракеты, дает разведданные, показывает, куда стрелять.

Мне хотелось бы, чтобы Россия осознала тот коллективный грех, который она взяла на себя, попробовала бы его искупить и все-таки вышла из того ступора, в который ее втянул руководитель страны Путин. Россия летит сейчас в пропасть вместе с огнем этих ракет и самолетов. Она может разбиться, и тогда в России будет еще страшнее, чем здесь.